Современный русский язык умирает: как его спасти

Современный русский язык умирает: как его спасти

Русский язык сегодня — мертвый язык, он не порождает более новых слов. В то время как английский ежегодно изобретает сотни и сотни неологизмов, наполняет свежим смыслом старые понятия, непрестанно тем самым упражняясь, обновляясь, поддерживая себя в форме, развивая свои словообразовательные модели — на основе собственной лексики, словарь русского практически стопроцентно пополняется за счет заимствований из английского. Я не припомню ни одного самобытно возникшего за последние годы слова, разве что «движуху», и то словцо — сугубо разговорное. Отказ от саморазвития — главная тенденция современного русского языка, свидетельство его постепенного умирания, того, что вслед за «великорусским» он перестает быть «живым», как во времена В.Даля.

Ярким показателем этой тенденции стало то, что уже забыты исконные русские междометия, заменяемые «вау», «упс», «бла-бла-бла» и т.д. А ведь междометия — это первооснова языка. Более того, на уровне «праречи» — жестов, также доминирует заимствованный жест, т.н. «фак». Это свидетельствует о том, насколько глубоко заимствования проникают в стихию речевого сознания. Даже модные ругательства в основном переняты из английского.

Что еще хуже, заимствования (а не «неологизмы», как стыдливо назвала их популярная газета, перечисляя новые слова 2017 года) вытесняют устоявшуюся лексику. Контент — содержание, сет — набор, спикер — выступающего, коуч — наставника, фидбэк — отклик, микс — смесь, пранк — розыгрыш, квест — поиск, пазл — головоломку, сейлы — распродажи, амбассадор — посланника, эйчары — кадровиков, модератор — ведущего, коммуникация — связь, локация — место, креативный — творческого. Под влиянием английского происходят перемены и в чисто русских словах: вместо «должности» — «позиция», «подразделения» — «дивизион», «ножек» — «окорочка», а «дупло» заменила «дырка» (в стоматологии).

Приставка «де» вытесняет «раз», «пост» — «после», «кросс» — «через», «супер» — «сверх». Чисто русской становится «инговая» модель словообразования («паркинг» заместо «парковки», «тренинг» вместо «тренировки»), ранние заимствования переписываются на английский манер — «профайл» вместо «профиля», «офер» вместо «оферты», «франчайзинг» вместо «франшизы», «слэб» вместо «сляба».

И это касается не соцсетей или офисной речи, а языка СМИ и официальных документов, вот только несколько примеров: «ДИСКУССИЯ: «Кохаузинг как образ жизни». «Выбирай свой модный лук. Заказывай одежду всего в два клика. Выгодный смартшопинг начинается у нас». «Документальный фичер о блокчейне, эджайле и финтехе». «М.Фридман — хедлайнер воркшопа». «Боди-позитив. Молодая мать дала публичную отповедь боди-шеймерам». «Слэм также часто сопровождается стейдж дайвингом и хэдбэнингом».

Дети приходят в школу, где со страниц учебника родной речи льется ложь: «Богатство русского языка позволяет нам точно передать любые образы и мысли в своей речи». Это вранье, потому что тут же они выходят в школьный коридор, где стоит полка для «буккросинга» (передача книг), и висят объявления, призывающие их записываться в кружки «квиллинга» (бумагокручение) и «пэтчворка» (лоскутное шитье).

На заседании Совета по межнациональным отношениям Путин называет русский язык «естественным духовным каркасом», а его помощники говорят о таргетировании и трендах, спеша на кофе-брейк. Когда я спросил, почему «кофе-брейк», а не «перерыв на кофе», как еще 5–10 лет назад, то мне объяснили, что второй вариант — это русопятство, мужицкий язык, соответственно, люди современные говорят только «кофе-брейк». И потому цитата из Гоголя в учебнике — «Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное название еще драгоценней самой вещи» — звучит как грустная насмешка.

Русский язык — это не престижно

Русский язык де-факто отказывается от использования собственных богатств, его лексика перестала служить источником новых слов. Произошел отказ от субъектности, налицо превращение его в объект иноязычного воздействия. Кроме того, язык не упражняется, предпочитая заимствовать и пережевывать объедки английского, а не изобретать свое, что, в свою очередь, приводит к дополнительной его слабости и неконкурентоспособности, к пренебрежительному к нему отношению. Словарный «секонд-хенд», донашивание чужих одежд ничего, кроме презрения, не вызывает, и самих англичан и американцев неприятно шокирует языковой «карго-культ» русских подражателей, которые напоминают им попрошаек-фарцовщиков советских времен, хватающих за рукав.

В результате русский на современном этапе стремительно превращается в один из бесчисленных пиджинов, т.е. вульгарную смесь английской лексики и русской грамматики, нечто вроде суржика или трасянки. Происходит «смешение французского с нижегородским», но только более трагическое по своим последствиям. Если сегодняшнее поколение полагает фразы «в чем здесь пойнт», «я получил такой экспириэнс» своего рода игрой, бравадой, то уже следующее поколение, воспитывающееся на подобной лексике, будет считать подобное словоупотребление нормой.

Английский воспринимается как нормативный, как язык более высокого социального и культурного статуса. Русский же связывается с отсталостью, он не престижен; по выражению культуролога М.Эпштейна, «язык стыдится самого себя». В сознании закрепляется колониальный, подчиненный уровень русского языка, его пространство скукоживается. Произошла лингвистическая капитуляция. Как в Советском Союзе унижались перед иностранцами, глядя на них как на полубогов, так и сегодня мы себя втаптываем в грязь.

Но языковой вопрос — это вопрос национальной безопасности и престижа. Во всем мире проблемам языка и топонимики придается приоритетное значение при строительстве государства и наций. К XIX веку и чешский, и финский были маргинальными крестьянским наречиями, которых образованные чехи и финны не знали и презирали. Ни Сибелиус, ни Галлен-Каллела, ни Рунеберг, ни Маннергейм по-фински не говорили. И Сметана, и Дворжак плохо знали чешский. Но усилиями небольшого числа патриотов за короткое время литературные языки были возрождены, а по сути — созданы заново.

Кемаль Ататюрк свои преобразования начал с реформы турецкого языка, из которого были изгнаны арабо-персидские заимствования, из-за которых его письменный вариант был малопонятен большинству населения. Младописьменные славянские языки (чешский, словацкий, словенский и т.д.) смело внедряли неологизмы, вытесняя чужеродные слова, в противном случае они бы представляли собой насыщенные германизмами примитивные диалекты. Сам классический немецкий, кстати, почти не содержит заимствований, почему его так трудно изучать. Казахстан уже с 1991 года обратился к переименованию населенных пунктов, начиная с Гурьева, к борьбе с русизмами и отходу от кириллицы, видя это своей стратегической задачей. Можно вспомнить о том, какое значение придают вопросу языка на Украине, как там борются, пусть и с перехлестами, за рiдну мову. А писатель Андрей Курков уже заявил, что «Украина должна сделать русский язык своей культурной собственностью» и что «украинский русский язык тоже должен стать инструментом борьбы против самодержавия и всего того, что сегодня ассоциируется с «русским миром».

В России же под угрозой оказывается национальная идентичность, историческая преемственность. Нарастает культурный и языковой разрыв с русской классикой, которая становится малопонятной новому поколению, говорящему на русскоподобном пиджине. Также ширится разрыв между языком столицы и провинции, глубинная Россия перестает понимать московскую тусовку, что чревато трагическими недоразумениями. В текстах по умолчанию иностранные названия пишут практически исключительно на латинице, брезгуя кириллицей. В Черногории и Сербии схожие тенденции уже привели к почти повсеместному переходу на латиницу и отказу от кириллицы.

Пренебрежительное отношение к русскому языку, априорное нежелание создавать новые слова и смыслы с помощью исконной лексики, готовность некритически перенимать любые английские слова и термины, без малейших даже попыток перевода, приводит к неспособности противостоять информационному давлению из-за рубежа. Под угрозой — языковой суверенитет. Важен также вопрос культурного разнообразия, которое исчезает в условиях глобализации и тотального доминирования англоязычной культуры.

Даже в порно не осталось родной речи

Современная эпоха быстрых изменений во всех областях естественным путем порождает спрос на новые слова и понятия — в интернет-сфере, экономике, развлечениях и т.д. Но этот объективный процесс пущен на самотек, государство самоустранилось из речевой сферы. Вместо способствования развитию богатого и выразительного русского языка оно фактически смирилось с иноязычным лингвистическим диктатом или, по крайней мере, не обращает на него внимания, не придает значения. Через 20–30 лет большая часть окружающей нас действительности (состоящей из новых понятий — технический и прочий прогресс стремителен!) будет описываться исключительно английскими словами. И если раньше отпала нужда в «сохе», «онучах» и «лаптях», но их заменили «паровоз», «пароход» и «самолет», то завтра «вертолетов» и «тепловозов» уже не будет — даже существующий «беспилотник» убил «дрон», а нового ничего не придумывают, поскольку стыдно.

Русскому сегодня объективно отведена роль подстрочника, причем дурного качества. Английский же рассматривается как эталонный язык, язык-гегемон, на котором и будет окончательно написан текст. То есть русский существует для низкого использования, а английский — для высокого, соотношение между ними как между русским и чувашским в Чебоксарах. Возьмем Интернет, наиболее динамично развивающийся сегмент общения. Практически все значимые доменные имена Рунета — английские, при том что ориентированы они на российскую публику — Warheroes, Gov.ru, Kremlin.ru (!). Или обратимся к бизнес-названиям — как новостройка, так Towers в названии, или какой-нибудь Family Park. Налицо патологический страх хоть что-то назвать по-русски — новый продукт или магазин. Русский язык воспринимается как помеха бизнесу, отсюда все эти бесконечные и пошлые coffe4you. В современной Москве в центре уже трудно найти вывеску на русском. И при этом не покидает устойчивое ощущение эпигонства при взгляде на все эти модные надписи латиницей.

Или вот некое модное издание запускает hashtag — happylines, предлагая русскоязычному (!) читателю писать о счастье! Почему не strokischastya? Неловко за родную речь? А названия СМИ? Беру наугад из Яндекс-Дзен — Aftershock.news, Dailystorm.ru, Travelask.ru, Dayonline.ru, Topnews.ru, и, как апофеоз, — пародия на герценовский «Колокол» — The Bell. Герцену, говорившему в основном по-французски, и в голову не могло прийти назвать свое издание La Cloche. Даже уютный и привычный русский «Слон» переименовали в Republic, чтобы казаться заграничными, а не посконными русопятами. А что звучит в эфире? «Радио-лайт», «Лав-радио», а по «Авторадио» транслируют «Драйв-шоу» вкупе с «Драйв-чатом»!

Если в спорте weightlifting успели назвать «тяжелой атлетикой», то «силовая атлетика» как замена powerlifting’у не продержалась и пары лет. А там пошли валом шорт-треки, фристайлы, сноуборды, быстро исчезли «роликовые доски». «Подводное плавание» заменил «дайвинг», а «ныряльщика» — «дайвер». В снукере даже в системе подсчета очков были заменены русские числа — «сенчьюри», а не «сотка», например. Репортажи с зимней Олимпиады резали слух — комментаторы состязались между собой, кто лучше знает английский — «дабл-микст» вместо «смешанных пар», «овертайм» и т.д. Так что «ски-сервис» уже никого не удивляет. Не «лыжи» же писать по-мужицки.

В психологии идут те же самые процессы — абьюз, ретрит, ассертивный. Бездарные люди даже не пытаются перевести соответствующую профессиональную литературу на русский, превращая язык плохих переводчиков в эталон. Кино, поп-музыка — «сиквелы» вместо «продолжения», «саундтрек» вместо «звуковой дорожки» и т.д. На этом фоне хоть сколько-нибудь обрусевшие «канселить» и «сетапить» уже кажутся приемлемыми.

Надо понимать, что в нынешнем чудовищном искажении русского языка маленькие люди виноваты меньше, чем ученые мужи и великие мира сего. Ну что взять с дурочки из турбюро, советующей группе дожидаться «шаттла», откуда ей знать про «челнок»? Что взять с дурачка «копирайтера», пишущего про «Центр исследования геноцида и резистенции (а не «сопротивления») жителей Литвы»? У него грошовая зарплата и ничтожное образование. Что взять с наставника по вождению, открывшего «Васин драйвинг скул», он, по недомыслию, хочет казаться иностранцем. Но вот чиновник, выдающий лицензию, мог бы и призадуматься.

Куда опаснее высоколобая публика, убеждающая нас, что ничего страшного не происходит, что язык все перемелет, что вмешиваться в процесс нельзя и бесполезно. Это ложь. Стоит напомнить, что на Западе проводится активная языковая политика — на наших глазах тот же английский язык за последние десятилетия претерпел значительные изменения (введение обязательного he/she, замена chairman на chairperson или chairwoman, например) в результате сознательных усилий активного меньшинства. Поэтому ссылки на то, что данная сфера не подлежит контролю, несерьезны. Возражения, что «людям так удобнее», также безосновательны — никто не предоставлял населению варианта «соработа» вместо «коворкинг». Англицизм внедрялся изначально и безальтернативно. Когда в США изобретают новый вид бизнеса, то придумывают для него и новое слово — co + working = coworking. В русском же вместо аналогичного процесса (со + работа = соработа), бездумно заимствуют — «коворкинг». Тогда как во французском официальный термин для этого бизнеса — cotravail, в испанском — cotrabajo, каталанском — cotreball, по-индонезийски — kerja bersama. Как отмечал переводчик Горбачева Павел Палажченко, современные барыги требуют не переводить, а передавать дословно — чтоб все звучало как у американцев, перевести на русский — это страшный позор для бизнеса. Дело дошло просто до национального унижения. Упряжная езда на родине орловского рысака (!) стала называться «драйвингом», потому сказать по-русски — неловко, засмеют как невежду, надо на иностранный манер.

Наряду с коворкингом яркий пример представляет «каршеринг». По-испански он — vehículos compartidos. По-французски — Autopartage. По-фински — Yhteiskäyttöauto. По-нидерландски — Autodelen. По-шведски — Bilpool. Даже по-литовски — Dalinimosi automobiliu paslauga. По-русски естественно назвать «автораздел», или вот появилось прекрасное слово делимобиль, но оно используется лишь как рекламный ход, как торговая марка, в головы российских предпринимателей настолько вбито понятие о том, что своего ничего придумывать нельзя, что каршеринг проходит безальтернативно.

Нам говорят, что в Интернете и компьютерах без заимствований из английского никуда, и иначе быть не может. Что ж, проверим. Возьмем веб-обозреватель, ныне прозванный «браузером». По-французски — Navigateur web, по-испански — Navegador web, по-португальски — Navegador web и т.д. Файл — по-немецки — Datei, по-французски — Fichier (informatique), по-испански — Archivo (informática), по-турецки — Dosya, по-фински — Tiedosto. Даже в иврите — это «ковец», и ничего — Израиль без «файла» занимает ведущие позиции в мире по компьютерным технологиям. Компьютерная мышка каким-то чудом не стала «маусом», впрочем, все еще впереди. Вытеснил же «дисплей» «экран», чтобы все звучало, как у них. А китайцы вообще живут без Интернета, который у них «Хуляньван», и ничего — «Алиэкспресс» победно шествует по миру вкупе с «Леново» и прочими.

Уборщицы стыдятся называть себя по-русски, мол, низкий статус, в советское время они требовали, чтобы их звали «техничками», теперь — «клинерами», мол, мы занимаемся не уборкой, а «клинингом», — еще одна «геймерами», а их «стрелялки» — «шутерами», «ужастики» — «хоррорами». Но и в «высокой» науке — вместо «сталкиватель» протащили словцо «коллайдер», тогда как во всех европейских языках установка называется не по-английски, а на родном языке — colisionador, collisionneur, colisor, zderzacz, Speicherring, collisore, Çarpıştırıcısı.

А меню фастфуда? «Шримп-ролл», «Хэппи мил», «Пати-баскет», «Джуниор-обед». Их владельцы не знают слов «креветка» или «корзинка»? В школьную жизнь влезли «тьюторы», «инклюзивный», «эйблизм». Гей убил голубого, добив его для подстраховки «квиром», а это привело к исчезновению огромного пласта метких русских словечек и выражений в гомосексуальном сообществе, выработанных в XX веке. Даже в порно ничего не осталось русского, одни только «камшоты», «милфы», «сквирты», «куколды». И где ж хваленая русская непристойная лексика? Ее больше нет.

Когда фермер победил крестьянина

Обман с заимствованиями начался еще в перестройку, когда было протащено слово «фермер» вместо «крестьянин». Тех, кто хотел возродить исконные традиции на селе, стали насильно записывать как «фермеров», словно в России не знали единоличного ведения хозяйства. Бедный Столыпин! Знал бы он, внедрявший «отруба», какие будут правители на Руси! Только сегодня на рынке увидел вывеску — «Фермерские продукты из Рязани», не «крестьянские»! Но ведь до 90-х годов «фермеры» существовали только в странах английского языка, слово употреблялось для придания национального колорита, равно как немецкий «бауэр» или арабский «феллах», а сегодня уже можно прочитать про «фермеров» в Древнем Египте и Месопотамии. И дальше уже пошли «ваучеры» и «бизнесмены» вместо «предпринимателей» (как Рябушинские, Морозовы и Мамонтовы существовали до 1917 года без «бизнеса» — непонятно).

Не забудем и про ненужные латинизмы, входящие в оборот из/по примеру английского. Например, «тотальный диктант». Это «всеобщий диктант» на самом деле. Лет 25 назад так высказаться никому бы и в голову не пришло. Слово «тотальный» было малоупотребительным А под влиянием английского, где total очень распространено, стало возможным. О какой грамотности можно говорить, когда устроители диктанта сами тотально невежественны. Типичный пример ненужного употребления англо-латинизмов — «монстр». До 90-х годов это слово использовалось в русском языке крайне редко, и monster переводили как «чудовище» (loch ness monster был лохнесским чудовищем). Но когда за перевод мультяшек взялись гнусавые любители, то монстры полезли изо всех щелей, а вслед за ними — «референции», «компетенции», «дивергенции», и прочий сор. В английском, кстати, в XVIII веке был уже такой период, когда язык забивался тяжеловесными латинизмами, но с тех пор там это преодолели, и лишь у нас они считаются признаком высокой культуры.

Надо понимать простую вещь — вводя очередной англицизм, мы ничего не прибавляем к богатству английского языка, но уменьшаем богатство русского. Приветствие «хай» и без нас звучит сотни и сотни миллионов раз в день от Вашингтона до Канберры, а вот «привет» исчезает с каждым «хаем». «Ивент» скажут в полусотне стран английского языка, а «событие» нигде, кроме России, не произнесут. Оригинальность языка, неповторимый словарь — его величайшее богатство. Это не уставали повторять такие не совпадающие ни в чем другом люди, как Солженицын и Бродский.

Часто можно услышать — «не лезь к людям, пусть говорят, как хотят». Но дело в том, что тем самым нас понуждают говорить на языке офисного планктона и хипстеров — малограмотных, плохо знающих родную речь, безжалостно ее коверкающих. Ведь условие существование единого общества — поддержание взаимопонятного языка. Либо мы должны подстраиваться под уродливый англоподобный жаргон, либо мы задаем стандарты богатого и выразительного языка.

Надо понимать, что «простой человек» не считает родную речь ценностью. Он говорит, идя по пути наименьшего сопротивления, и не задумываясь, «лонгрид» — так «лонгрид». А что такого? Но это приводит к тому, что язык в кратчайшие сроки деформируется чудовищным образом. Примеров тому множество. Взять древнеанглийский, который, попав под влияние французского, фактически утратил свой германский характер. В персидском языке после арабского завоевания до 60% слов заимствованы из арабского, то же самое в японском по отношению к китайскому. Скажут — но сегодня английский доминирует, и иранцы с японцами также не страдают. Но все дело в том, что русский уже является развитым литературным языком, тогда как древнеанглийский и прочие ими не являлись, и доминирование языков-хозяев означало во всех случаях решительный разрыв с культурной традицией. То есть в результате смешения русского и английского может возникнуть новый язык. Но это будет уже не язык Пушкина, Чехова и Платонова, как язык Шекспира не имеет ничего общего с языком «Беовульфа», а язык Омара Хайяма — с языком «Авесты». Иными словами, появление английского как гибридного языка произошло задолго до Чосера и Мильтона.

Не забудем, что заимствования меняют фонетический и орфографический строй языка. В них нет таких звуков, как «ы» или «щ», не используются «ь» и «ъ». Важно осознать, что раньше заимствования переделывались на русский манер. Так из Teller получилась «тарелка», из Ring — «рынок», «тенге» — «деньги». Если бы сегодня каршеринг звался «каршеркой» или «коворкинг» — «коворкой», это еще было бы полбеды. Но такого не происходит, сегодня заимствуют дословно.

Представление о том, что переводить на русский нельзя, до того сильно укоренилось в России, что даже гуманитарная интеллигенция не может помыслить ничего иного. Вспоминаю свои фейсбучные споры с писателем Денисом Гуцко и литературоведом Михаилом Павловцом. Оба с жаром отстаивали «коворкинг», уверяя, что «соработа» звучит гадко, смешно, нелепо. Почему же в других европейских и неевропейских языках «коворкинг» переводят, они так объяснить и не смогли.

Защита языка — вопрос полтический

Вообще, дискуссии в Фейсбуке привели меня к выводу, что существует три категории тех, кто противится желанию сохранять самостоятельный язык.

1. «Антисовки». Они видят в англицизмах продвижение на чаемый ими Запад, соответственно, любая попытка отстоять своеобразие русского языка воспринимается ими как помеха прогрессу, к движению в лучший мир. Пусть они вынуждены сидеть тут, в Рашке, зато у них есть харассмент и нейминг, и это их радует. Социальный состав данной группы широк — это и всякие в прошлом хиппи, рокеры, фарца, люди, считавшие себя чем-то ущемленные совком. Т.е. молящиеся на США, видящие в Штатах образец должного мироустройства.

«Индивидуалисты». Их раздражает любая попытка указывать им, как говорить. Обычно это мелкие неудачники, таким образом компенсирующие собственное ничтожество. «Да, я никто, но Я буду говорить «эпик фейл» и «фейк», и никто мне не запретит».

Самая многочисленная группа — «оппортунисты». Их мотивация проста: «весь мир движется в сторону США, зачем нам этому противиться? Один в поле не воин. Плетью обуха не перешибешь».

В результате сегодня РФ представляет собой типичное государство третьего мира, наподобие Вануату, в котором туземцы с восторгом перенимают английские названия, думая, что в этом и заключается приобщение к цивилизации. Именно в разного рода папуасиях господствует презрение к родной речи, связываемой с отсталостью и невежеством, а перед вывеской на английском абориген пускает слюнки зависти и восторга.

Чем это грозит — нетрудно представить, приведу такой пример. Уважаемый чеченский журналист Руслан Караев пишет: «У нас (в Чечне. — М.А.) очень низкая языковая культура. Люди пользуются набившими оскомину одними и теми же идиоматическими выражениями, междометиями и украли уже весь глагольный ряд и порядковые числительные из русского языка, перестали говорить на чеченском слова, обозначающие «вперед», «назад», «вправо», «влево», названия цветов радуги — все на русском! И впереди всех — чиновники. О, их лучше всего поймут где-нибудь на Псковщине, нежели дома». Но в то время как чеченский язык забивается русским, последний так же сдает позиции под натиском английского, точно так же русские воруют все новые слова из него.

Однако недовольство совершенно некритическим объемом заимствований нарастает, и все чаще прорывается — в социальных сетях, в СМИ, в повседневном бытовом общении. Нынешний лингвистический дарвинизм — выживание сильнейшего, неприемлем. Русский язык объективно маргинален, находится в положении слабого, ему нужно помогать, защищать, как защищают хрупкие аборигенные культуры или вымирающие виды животных от ввезенных извне, которые их вытесняют. Требуется внятная и последовательная концепция языковой политики.

Эпоха валютных проституток и фарцовщиков, когда перед майкой с английской надписью преклонялись, а хипари носили «шузы» и отращивали «хайры», поскольку ненависть к самим себе зашкаливала, закончилась. Теперь можно уже спокойно заниматься нормальным словотворчеством безо всяких комплексов и фобий. Времени стабильности должна соответствовать языковая политика самодостаточности и самоуважения.

Почему брянский писатель Михаил Булгаков ненавидел «гнусный язык»

Михаил Булгаков? Брянский? Нет-нет, успокойтесь, конечно, киевский, точнее, русский, потому что Киев был русским городом. И конечно, брянский.

Мать Михаила Булгакова Варвара Покровская родом из Карачева, а дед родился в Глодневе Брасовского района. Он окончил Орловскую духовную семинарию и почти всю жизнь служил в Карачеве. Здесь Покровский женился на Анфисе Турбиной – фамилия, известная по сочинению Михаила Булгакова.

Отец гениального писателя Афанасий Булгаков – тоже уроженец Брянской земли. Дед по отцовской линии служил священником в церкви села Бойтичи нынешнего Жирятинского района Брянской области. То есть, как ни крути, Михаил Булгаков – и брянский тоже. Уж по языку – точно. По гениальному русскому языку. Именно поэтому он ненавидел мову. Люто ненавидел. Не доктор Турбин из «Белой гвардии», а сам писатель, как полагают литературоведы, говорит такие раздраженные слова:

«Я б вашего гетмана за устройство этой миленькой Украины повесил бы первым!.. Кто терроризировал русское население этим гнусным языком, которого и на свете не существует? Гетман. … Сволочь он, – с ненавистью продолжал Турбин. – Ведь он же сам не говорит на этом проклятом языке! А?»

Булгаков хорошо знал, как навязывали украинизацию Киева, где он родился. Ее принесли выходцы из украинских сел, хлынувшие в русский город. Еще двадцать лет назад в Киеве вообще не говорили по-украински. Теперь же заместитель главы правительства Украины Павел Розенко пригрозил новому президенту страны Владимиру Зеленскому переворотом в случае отмены принятого ранее закона об украинском языке.

«Для «новых русских» новой власти на Украине. В свое время один «фунт» для одного президента уже отменял закон об украинском языке и писал новый. Отгребли и за поребрик. Можем повторить», – в развязном бандитском тоне написал Розенко.

Зеленский ранее выступал в защиту русского языка. Он заявил, что если часть Украины хочет говорить по-русски, то власти должны «отцепиться», отстать от людей и дать им возможность на законном основании говорить на родном языке:

– Язык никогда не будет делить нашу родную страну. У меня еврейская кровь, я говорю по-русски, но я гражданин Украины.

У защитников русского Киева и русского языка есть по меньшей мере два знаменитых союзника. Шевченко вел свои дневники на русском языке. Известны и изречения Гоголя:

«Надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён».

«Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее самой вещи».

Каждому – свое. Нельзя отнимать у украинцев их родную мову, но нельзя и у русских-украинцев отбирать драгоценный русский язык. Насильно мил не будешь.

Дмитрий Кононенко,

филолог

Леонид Пайдиев: «Испугались, что «проект Украина» может отозваться «проектом Татария»

Известный экономист о том, повторятся ли в России 90-е и какие влиятельные силы сталкивают нас лбами с США

«Если новые санкции в отношении России будет реализованы, это будет хаос, как в 1992 году, когда зарплаты не платили, а государство пыталось печатать деньги», — предсказывает экономист Леонид Пайдиев. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал, почему укрупнение регионов — неизбежный процесс, зачем ослабляют Татарстан, какие силы в Европе мечтают о том, чтобы РФ выпустила ракеты по США и «сдохла в мучениях», и может ли отечественный авторитарный режим стать диктатурой.

«ТФБ НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ ДАЛИ ПО БАШКЕ, ПРЕВЕНТИВНО НАЧАЛИ ОСЛАБЛЯТЬ ВОЗМОЖНОСТИ ТАТАРИИ»

— Леонид Евгеньевич, давайте поговорим об итогах года в мировой экономике. В острый период финансово-экономического кризиса Центробанк США, а за ним и Европы несколько лет проводили политику так называемого количественного смягчения и в буквальном смысле заливали свои финансовые рынки и экономики в целом дешевыми деньгами. У нас такие практики резко критиковали: мол, бестолковое занятие, виртуализация, печатание ничем не обеспеченных денег не приведет ни к чему хорошему, а только все усугубит. И что мы видим сегодня? Европейская экономика на подъеме. Безработица демонстрирует самый низкий за последние 8 лет уровень. В США все еще лучше. Оказалось, деньги любят Трампа и у них растет все — от биржевых показателей до добычи сланцевой нефти. Отсюда вопрос: они были правы, а мы нет?

— Вы подняли в этом вопросе сразу две очень важные темы.

Насчет того, что все хорошо, — это не так. Кризис просто отложили. Вопрос — как это у них получилось.

То, что плохо заливать деньгами: если заливать правильно, то все последствия свалятся на чужих людей, а своим будет хорошо. Есть проинфляционная и дефляционная политика. Обильно вбрасываешь деньги в экономику или бережно к ним относишься — в итоге развитие придет к одному и тому же результату. Это называют нейтральностью денежного предложения.Только если мы посмотрим на график времени и экономического роста, то при проинфляционной политике будет такой горбик: рост, рост, рост, потом это перестает действовать и начинается спад. При дефляционной же политике, когда деньги не даешь, сидишь, как Гобсек, наоборот впадинка такая появляется на графике, а потом экономика постепенно идет на подъем. Так вот эта разница, эта дельта между впадинкой и ростом, — это не абстрактная величина. Это накопленное национальное богатство. Это построенные фабрики, заводы, торговые центры, люди, получившие образование, дети, у которых состоялось будущее, без которого они бы умерли на помойке или стали бы преступниками.

Общество стало богаче. Поэтому инфляционная политика, если не пережимать, не переходить за определенные пределы, — она есть благо. Это еще основоположник кейнсианства, английский экономист Джон Мейнард Кейнс написал. Обоснования у него были, правда, фантастические, поскольку это был хитрый человек, не хотевший говорить, как создаются деньги из воздуха и кто получает от этого прибыль. Сейчас это подтвердилось в очередной раз.

Как только кризис остановлен, нужно срочно укреплять деньги, доверие к ним. Нужно было подтвердить доверие к доллару. И на протяжении уже как минимум двух лет ФРС говорит, что она ужесточает денежную политику, постепенно делая деньги дороже. Американский федрезерв повышает ставку, по которой он помогает миру деньгами. На практике это не совсем так, есть нюанс. Если бы он это действительно делал, сейчас в экономике был бы тяжелейший спад. И в первую очередь в самих Соединенных Штатах. Потому что там привыкли к бесплатным деньгам. Особенно наиболее «блатные» структуры. Просто федрезерв создал некую систему посредников, которые дают денег много. Да, он сам стал давать денег меньше, но посредники, которых он поддерживает, продолжают создавать денег много.

Такими посредниками являются крупнейшие транснациональные финансовые корпорации и транснациональные банки.

Деньги в современном мире ведь создаются не только Центробанками. В учебниках давно описан механизм денежно-кредитного мультипликатора, с помощью которого банки создают деньги из воздуха, опираясь на деньги, которые они привлекли. Эта эмиссия намного больше эмиссии центральных банков. И чем больше филиалов у этих банков, чем больше они работают за пределами своей страны — тех же Соединенных Штатов, где государство ограничивает их потенциал создания денег, — тем больше у них возможности создавать деньги из воздуха и на этом наживаться.

Вот, собственно, этот механизм и работает. Его американцы спасли, укрепили и теперь спокойно могут делать дороже те деньги, которые печатает ФРС. Кто не знает или забыл: это частная система, хотя и находящаяся под жестким контролем государства.

А крупные транснациональные корпорации создают деньги из воздуха, активно поддерживают экономику, и там начался рост. При этом любое государство поддерживает эту машину создания денег из воздуха. Ее преимущества не в том, что она печатает деньги, а в том, что это особенно важно в моменты кризиса. Любая рыночная экономика подвержена кризисам. Они неизбежны, как приливы и отливы в море.Особенно неустойчива финансовая сфера.

Наступает кризис. И вот глава ЦБ просто пишет в компьютере: «Я даю деньги». И все. Для получателей помощи кризис ликвидирован. Проблемы возникают у того, кто является получателем этих денег из воздуха от моего «друга», получает обесцененные деньги и начинает дальше расхлебывать проблему обесцененных денег.

Конкуренты страны, имеющей денежную машину, если попытаются заниматься рискованным бизнесом — страхованием, инвестбанкингом, венчурным финансированием, рискованными инвестициями — должны создавать крупные резервы. В моменты кризисов к ним сразу прибегают клиенты, вкладчики, инвесторы и начинают требовать деньги обратно, поэтому они не могут рисковать. «А я МОГУ», — гордо заявляет друг Центробанка, хозяин ФРС. Поэтому на самых прибыльных рынках друг ФРС или ЕЦБ является монополистом — от съемок фильмов и производства музыки до рискованных научных исследований. «Я могу себе позволить в принципе любой риск. Моя страна процветает». Поэтому наличие такого механизма — это благо.

— А у нас он есть, или одно «ручное управление»?

— В нашей стране этот механизм не создан.В итоге наши банкиры — не конкуренты рядом с Западом. Тот, кто создает деньги из воздуха, имеет огромное преимущество по сравнению с теми, кто работает с деньгами, которые он привлекает. Деньги у нас в стране стоят дорого. Поэтому наши банкиры могут финансировать только проекты с минимальным риском. Однако дорогие деньги заставляют их отчаянно рисковать. И однажды этот риск убивает их.

Как работают механизмы неинфляционного увеличения денежной массы центральным банком, известно еще с XIX века. Про это я писал массу статей, и «БИЗНЕС Online» меня на этот счет неоднократно цитировал (об этом также можно почитать в других популярных статьях автора, например в этой, или его книге — прим. ред.).

Классика — это так называемая немецкая классическая схема вексельного финансирования или американская ипотечная схема. Их смысл не в том, что деньги даются каким-то непонятным жуликам, а в том, что заранее прописан весь механизм финансирования, по которому деньги доходят сразу до реального сектора, под реальный экономический рост, — будь это смелые научные исследования или мелкая лавочка, торгующая апельсинами или ширпотребом.

Этого у нас нет. Поэтому любой финансовый кризис для нашей страны — это катастрофа. Государство вбрасывает деньги в обращение, чтобы спасти банки от разорения, а деньги автоматически обесцениваются, доллар дорожает, и население убегает от рубля, как это было в 1998 году.

Сейчас, слава богу, пока этого нет. За прошлые годы накоплен определенный запас прочности — это раз. Во-вторых, целый ряд российских банков эмитированные при помощи описанного выше денежно-кредитного мультипликатора рубли на рынок не выбросил. Почему? Истории с банком «Открытие», Бинбанком и другими показали, что деньги, эмитированные не Центробанком, все эти М2, М3, — в реальности были меньше. Для страны они «сгорели»: или их сразу же вывели за рубеж, или они выделены на проекты, которые заведомо были безумны.

На деньги клиентов, что привлекли банкиры, своих денег они выпустить, эмитировать не смогли. Денежная масса, что была отражена в отчетности Центробанка, в реальности оказалась фантомом для нашей экономики, и вот фантом заместили эмиссией Банка России. Поэтому масштабы от такого вливания денег из воздуха на инфляцию были невелики. Но возможности такого фокуса уже исчерпаны.

— Знающие люди говорят, что наша банковская система — это яйцо с пустотой внутри. Это так?

— Да, к сожалению. Не просто с пустотой внутри. Это «яйцо» состоит из людей, которые привыкли хорошо жить, при этом набраны они в основном из тех, кто мыслит категориями «стащить то, что плохо прибито, и сбежать». И вот они понимают, что приходит момент, когда по долгам нужно платить. Они это ясно понимают уже достаточно давно. Поэтому они либо уже активно выводят деньги за рубеж и бегут туда сами, либо работают, параллельно готовя чемоданчик, чтобы, когда все побегут, не опоздать и самому. В толпе будет не до них.

— Иными словами то, за что отбирают лицензии у каких-то конкретных банков, свойственно практически всем? И ситуация чем-то похожа на арест Ходорковского — за то, за что можно было забрать и посадить всех? Вообще всех его коллег и собратьев.

— Одна из проблем, которая тогда была, — как посадить Ходорковского и не тронуть других, которые были еще хуже. Почему так муторно и долго шел процесс — Ходорковский был не просто одним из, не лучше и не хуже; он был, пожалуй, даже в чем-то лучше.

Правильно ли сейчас отзываются лицензии у крупнейших банков? Да. Если у вас нет денег, вы можете сколько угодно обижаться на власть. Что касается конкретики при выборе таких банков — кого топить, а кого санировать — то это в какой-то степени политический момент.

— Не могу не спросить, а история с ТФБ, который «грохнули», не из этой же серии?

— Его «грохнули» за дело. Но могли и не «грохать». Были и не менее достойные.

— Почему тогда именно его?

— На всякий случай дали по башке: поспокойней будет. Кому-то видимо показалось, что рванувший несколько лет назад «проект Украина» может отозваться у нас «проектом Татария». И превентивно начали ослаблять возможности Татарии. Потом сообразили, что, оказывается, немножко переборщили. Не надо горячиться. Не появятся там какие-то кровавые джихадисты, которые взорвут нефтепроводы. И ситуация немножко отошла назад. Думаю,решение об этом принималось не в Москве. Надо понимать, как такие решения принимаются.

— То есть это где-то на уровне «вашингтонского обкома» принималось решение?

— Или вашингтонского, или брюссельского, давайте не будем гадать. Но не здесь. В Москве это решение только реализовали. Ну что вы хотите. Тот же Сбербанк — якобы наша государственная организация. На практике — это полностью марионетка западного капитала. И если наше финансовое поле зачистить до того, что на нем останутся только несколько крупнейших госмонополистов типа Сбера и ВТБ (а силы, пытающиеся провести в жизнь эту линию, есть), то финансовая система страны ослабеет и будет полностью под контролем иностранного финансового капитала.

«У НЕКОТОРЫХ СИЛ В ЕВРОПЕ ЕСТЬ ГОЛУБАЯ МЕЧТА: РОССИЯ ДОЛЖНА ЗАПУСТИТЬ РАКЕТЫ ПО США И СДОХНУТЬ В МУЧЕНИЯХ»

— Наши вожди долго всех уверяли, что мировой кризис задел Россию лишь по касательной. Мы в режиме «ручного управления» успешно миновали его наиболее острую стадию. Бывший министр экономики Улюкаев несколько лет искал это дно. Теперь Росстат переподчинили минэкономразвития, изменили методику его подсчетов, и говорят, что мы уже год, как растем. И по итогам 2017-го подрастем под 2 процента (кстати, как и Украина, которая «в страшном кризисе»). Однако большинство экспертов, от Когана до Делягина, и, судя по опросам, абсолютное большинство народа не видят этого роста. Что у нас сейчас творится в экономике? Каковы ваши прогнозы ее функционирования в следующем году и на среднесрочную перспективу?

— Кризис у нас никуда не делся. Но его глубина и, так сказать, перспективы велики по другой причине. Экономика слаба. Проедено советское наследство. Куча ошибок сделана. Это все понятно. Однако главное сегодня определяется иными — политическими — факторами.

В Соединенных Штатах принято решение нас давить. Последнее решение по Олимпиаде сделало очевидным это для всех и вся. Собственно, для того, чтобы всем все стало понятно, и устроен скандал, разорительный для международной спортивной мафии. А возможности США навредить велики. Потому, что расчеты в нашей стране в рублях, все в большей степени превращаются в фантом, в видимость для налоговой инспекции. Реальные расчеты, особенно по важным вопросам, идут через зарубежные банки, систему офшоров. Если новые санкции против нас будут реализованы в том объеме и том порядке, как они декларируются, эта система расчетов будет остановлена. То есть расчеты между нашими предприятиями, причем наиболее крупными и важными, просто встанут. Система расчетов между банками будет парализована. И вот тогда начнутся настоящие неприятности. Это будет хаос, как 1992 году. Помните, как тогда было? Государство пыталось печатать деньги, и их тут же всеми правдами и неправдами все, кто мог, меняли на доллары. Зарплаты не платили. Народ разметал за стремительно обесценивающиеся рубли все, что мог.

— Это серьезно может случиться?

— Да, вполне. Если американцы реализуют свою угрозу. Но могут и не реализовать. Они просто соберут наших крупнейших банкиров и других серьезных игроков и, как принято у серьезных игроков, не станут объявлять мат и валить короля на доску. Гроссмейстеры этого не делают. Они показывают расклад и говорят: «Ну что парень, игру пора заканчивать».

— И что будет в этом случае? Какой ультиматум через этих достойных людей нам объявят? Что продиктуют?

— А это уже вопрос не ко мне.

— Ну а каков ваш прогноз?

— Ужас в том, что Запад не един. Мировая экономика все в большей степени становится глобальной, и Центробанк становится только один. ФРС подминает всех. Это не нравится многим. Лондонскому Сити, Франкфурту, то есть европейскому сообществу, Китаю. Они хотели бы, чтобы была прежняя система, как в «мрачные времена коммунизма», когда в смертельной схватке сошлись две сверхдержавы, а они в своих интересах свободно маневрировали между ними. Увы, сегодня международный терроризм и Путин не могут играть такой роли. На эту функцию накачивают Китай, но он пока от этих схваток уходит. Поэтому у этих людей очень серьезные проблемы. И естественно, они будут делать все, чтобы столкнуть нас со Штатами еще больше. Нас уже столкнули лбами, в результате чего США не могут утвердить свою гегемонию в той мере, в какой им необходимо для решения их внутренних проблем. Плюс в Соединенных Штатах раскол, который активно поддерживается извне. Прежде всего, внешние силы поддерживают в США тот уровень анархии, который свойствен в большей степени Мексике или Бразилии.

— Кто эти силы?

— Несистемные финансисты Сити, Япония, Германия, Франция, Китай, Южная Корея. Банкиры и финансисты практически всего мира, что не имеют представительства в ФРС.

— То есть они прикрываются нами, что якобы мы влияем на выборы, люто ненавидим Америку и стремимся всеми силами скинуть ее с мирового пьедестала?

— Разумеется, да. Ну если какой-то Путин гипотетически мог как-то повлиять на выборы, то спецслужбы серьезных государств, точнее их лоббисты, действуют там вообще, как в проходном дворе. Представьте, что, например, Южная Корея только официально тратит один миллиард долларов на лоббирование своих интересов в представительных органах власти США. Иными словами один миллиард долларов идет на легальный подкуп политиков Америки. Разумеется, когда Трамп хотел разбомбить Северную Корею, этого не допустили. Хотя с политэкономической точки зрения это было простое красивое решение. США бомбят Северную Корею. Ким автоматом начинает бомбить Южную Корею, Японию. Вписывается Китай. Следует эмбарго на торговлю Китая, и программа Трампа выполнена. Японцы ничего не могут продать, корейцы ничего не могут продать, Китай заблокирован, и вот он — невиданный подъем американской экономики. Это очень разумный был проект. Но его заблокировали.

Почему разумный? В Америке исчезает средний класс. Он исчезает, потому что исчезает соответствующая экономика. А вместе с исчезновением среднего класса рушится политическая система США, которая была главным источником процветания Америки. Смотрите. Вот Аргентина, не менее богатая, чем Соединенные Штаты: те же шахты, вся таблица Менделеева, нефть, благодатный климат, — все есть. Но где Аргентина и где США? А все потому, что американцы сумели создать такую политическую систему, которая позволила в полной мере реализовать конкурентные преимущества. А аргентинцы не смогли.

И вот теперь политическая система в США сваливается в Мексику и Аргентину. С теми же последствиями, разумеется, если этот процесс не будет остановлен.

Что там будет, какие реформы — не нам судить об их делах. Мы далеко. Но там серьезные проблемы. Америка не едина. Так бы они навели у себя железный порядок, и это все бы прекратилось. Кстати, нас бы оставили в покое, потому что раздувать здесь у нас какие-то великие потрясения смысла бы не было. А нынче он есть. Ведь есть, откровенно говоря, в той же Европе, Англии и так далее силы, которые настолько ненавидят Америку, настолько много теряют, что их голубая мечта такова: Россия должна запустить ракеты по США и сдохнуть в мучениях.

— Вместе с ними.

— Плевать. У них пропаганда на это и работает. Мы, мол, здесь ни при чем. Это русские сумасшедшие. Путин — кровожадный император зла, который руководствуется не рациональными критериями, а какими-то безумными комплексами. Почему он бросает вызов Соединенным Штатам? Псих. Сумасшедший, одержимый безумными идеями.

«МЫ НЕ РАЗВЕРНУЛИСЬ, НАС РАЗВЕРНУЛИ. КТО ЖЕ В НАШЕЙ ЭЛИТЕ ХОТЕЛ ССОРИТЬСЯ С США?»

— Тогда вот какой вопрос. Наши либералы-западники говорят, что мы совершенно правильно все 25 лет после крушения Союза продолжали идти путем, указанным и проложенным нам Михаилом Сергеевичем Горбачевым. По сравнению со временами СССР мы серьезно разоружились, в том числе идеологически и концептуально. Мы решили стать частью Запада. И вот теперь совершенно зря вдруг взяли и развернулись.

— Мы не развернулись. Нас развернули.

— Почему?

— Нужен враг для Соединенных Штатов, чтобы Россия и Америка были связаны борьбой.

— То есть нас стравливают искусственно.

— Да, искусственно создали помеху для Соединенных Штатов.

— А мы не хотели этого.

— Конечно нет. Ну, кто же в нашей элите хотел ссориться с Соединенными Штатами? Найдите хоть одного такого человека. Особенно среди тех, у кого есть деньги. Никто этого не хотел, и все пытались избежать.

Для того чтобы это «нехотение» преодолеть, нужна была громкая провокация. Классика — это Крым. Какой был выбор у Путина? Реально на Украине кризис и война. После националистического майдана в Незалежной реально начиналось русское восстание. Особенно в Крыму. Какова могла быть наша реакция? Первый вариант — Путин мог подавить русское восстание. Второй вариант — ничего не делать и смотреть, чем закончится. И третий вариант — возглавить процесс. Ну подавить русское восстание — это невозможно. Как это можно было сделать, когда татарские фашисты, националисты начали бы резать семьи русских офицеров и отставников в Севастополе? А это все предусматривалось и было задумано. Выбора у Путина не было, поскольку наша армия, наши военные в Крыму начали бы с ними сражаться без приказа. Это отпадало. Смотреть, не вмешиваясь и не отдавая никаких приказов, чем это все закончится, тоже было нельзя. Все равно пришлось бы вмешаться, но уже в гораздо худших условиях, когда лилась бы кровь и все полыхало. Поэтому решили возглавить ситуацию. Присоединили Крым. Навели порядок.

Решения были приняты абсолютно легитимные с точки зрения западной ментальности. Кто определяет принадлежность страны и народа — некая государственная бюрократия или воля людей? Народ имеет право на независимость. Есть соответствующие материалы ООН. С этих позиций все было сделано чисто. Однако ситуацию раздули до предела. Путин просчитать это не мог. Надо знать этого человека. Он как осторожный политик провентилировал ситуацию на Западе. Получил одобрение. Он все сделал по правилам Запада. И оказался под санкциями.

— То есть его несколько раз, получается, надули?

— Да, неоднократно. И надули по одной простой причине. Одной группе западных капиталистов нужно, чтобы Россия окончательно перестала быть ядерной угрозой Соединенным Штатам. Для этого надо спровоцировать кризис и заменить ныне действующую верхушку. А другой, наоборот, нужно, чтобы в результате кризиса к власти в нашей стране пришли люди, которые никогда не смогут договориться с США. А в идеале — вообще бы запустили ракеты по Америке. Это я так, немного утрирую. Сейчас эти два тренда ситуативно совпадают, и обе эти силы провоцируют кризис у нас в стране.

— На фоне всего того, о чем вы рассказали, что нам следует ждать в следующем году из-за рубежа? Плохого или хорошего?

— Никаких оснований для чего-либо хорошего нет.

Большое советское наследство исчерпалось. Советский Союз был богатым, развитым аграрно-промышленным государством с мощной наукой, индустрией и селом. Но все это истощилось. В особенности человеческий фактор. Я имею в виду большое количество высококвалифицированных, дисциплинированных работников. Этого уже нет. А на этом фундаменте во многом держалась стабильность.

К тому же массе сил выгодно, чтобы здесь было плохо. В том числе раскачать ситуацию могут силы какого-то там третьего, четвертого уровня. Сидит, скажем, какая то страна, экспортер энергоносителей, и прикидывает: «США нужно сокращение поставок нефти и газа в Европу. Или меня сократят, или другого. Так пускай лучше всего русских».

А наше государство уже настолько ослабло, что для него даже эти силы являются опасным врагом.

«НЕНУЖНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ РАЗВИТЫЙ ЗАПАД БУДЕТ СБРАСЫВАТЬ НА ДРУГИЕ СТРАНЫ, СРЕДИ КОТОРЫХ МЫ»

— Каких еще неприятностей нам ждать извне?

— Сейчас в мире активно разворачивается массовая роботизация. В ближайшие 10 лет масса людей станет ненужной. Что делать с этими людьми? Как изменится политическая система общества? Традиционные демократии уже начинают давать сбой, а в перспективе и вовсе не будут работать. Для США и Европы это очень важно, поскольку именно эти политические механизмы обеспечили их победу в борьбе за конкурентоспособность. Понятно, что они будут сбрасывать нарастающие противоречия на окружающие периферийные страны. Голодных и ненужных там быть не должно.

Еще Буш сказал, что уровень жизни американского народа — вещь, не подлежащая обсуждению. Значит, все последствия от роста ненужных людей будут сбрасывать на другие страны, которые менее защищены. Ну и мы в первом числе.

Готовы ли мы к этому? Наша страна к этому не готова. Согласно той же кудринской программе, нам надо обеспечить ввоз мигрантов. Но у нас по России чудовищная безработица. Собянин сказал, что у нас 15 миллионов «лишних людей» в малых городах и селах. Это пауперизация, люмпены. Их надо как-то вовлекать в экономику. Иначе они станут источником проблем. Нет, заявляют официальные идеологи, нам надо завозить еще больше, причем людей, коим в школе вдалбливали, что русские — это враги.

Ну после этого кудринскую программу можно даже не разбирать. Не надо есть яйцо целиком, чтобы убедиться, что оно тухлое. Исходя из всего этого, мы должны отдавать себе ясный отчет в том, что в ближайшие 10 лет у нас будет активно расти число «лишних людей». И Запад, прежде всего Европа, нам в этом активно помогут. Но в отличие от той же Германии, пособие платить мы им не можем. Что с этим делать? Вот к чему надо готовиться.

Еще одна проблема, о которой широко не говорят. У нас официально провозглашена концепция, что опережающими темпами будут расти крупные города. Крупные города — это эпоха индустриальной цивилизации, тогда стояла задача собрать огромное количество рабочих вокруг гигантов промышленности. Это экономия на масштабах.

Сегодня, в эпоху активного развития по всему миру экономики удаленного доступа, это тупиковый путь. Не нужны для новой экономики крупные города. У нас Москва уже сейчас переросла свои эффективные размеры даже для индустриальной цивилизации. Миллионник — это максимум. А тут 17 миллионов. Куда, зачем? В самом ближайшем будущем из этих мегаполисов-монстров пойдет отток. Правда, опять непонятно, как и куда.

Вот эти две проблемы — лишних людей и лишних городов — нам придется решать в ближайшие 10–15 лет.

Эти проблемы также будут активно использовать в своих интересах мощные силы, стремящиеся переформатировать Россию. Ужас в том, что стратегически их интересы не совпадают и они прямо не обозначают свои цели и задачи. Наплевать им на Крым, на Украину, на Путина. Они решают свои проблемы в своей схватке — на кого сбросить негативные последствия грандиозных реформ, которые в ближайшие 10–15 лет будут идти во всем мире в развитых странах. Кто войдет в совет директоров мирового Центробанка, кто получит доступ к живительной соске ФРС, на кого и как будут сбрасывать негативные социальные последствия изменения структуры экономики, вызванные активным внедрением удаленного доступа и роботов — вот за это за все будет идти самая жесткая конкурентная борьба.

— А такие важные для нас инструменты, как нефть, доллар, будут использоваться в этой борьбе?

— Конечно. Американской экономике нужно, чтобы нефть стоила как можно дороже. Это, во-первых, провоцирует спрос на доллар. А во-вторых, это удушающе действует на экономику Европы и Китая. Американцам нужно, чтобы предложения нефти и газа на рынке стало меньше. США от этого никак не пострадают. Они вполне успешно могут решить все свои проблемы при помощи сланца. Проект сланцевой нефти разрабатывался на случай, если весь Ближний Восток охватит война. Она других целей и не имела. В большей степени политическое решение, чем экономическое.

В рамках этой сверхзадачи Уолл-стрита нужно, чтобы какой-то из крупнейших экспортеров с рынка просто исчез. Экспортеры нефти и газа это все понимают и стараются как-то на это реагировать. Вот саудиты, например, Трампу сразу пообещали 100 миллиардов долларов. Для этого даже своих любимых принцев раздели, чтобы дать 100 и еще 100 неофициально. Чтобы убили не их, а кого-то еще. Где теперь рванет? Велика вероятность, что у нас.

«СЕЙЧАС У НАС В СТРАНЕ АВТОРИТАРИЗМ, А ЭТО БУДЕТ ДИКТАТУРА. ИЛИ ХАОС»

— Давайте поговорим о выборах президента. Сейчас вокруг этого много спекуляций и всевозможных прогнозов. Кто победит, уже мало кто сомневается. Поэтому одни говорят, что все еще больше ужесточится. Другие — что будет не новая индустриализация, а некая новая цифровая либерализация под кураторством Кудрина. Что вы по этому поводу думаете? Какая будет стратегия и есть ли она вообще?

— Я пока следов ее не вижу. Что касается кудринской программы и всего того, что у нас дружно проповедуют, отталкиваясь от нее, — это поражение работяг в правах, сокращение расходов на население и так далее в этом роде. Это означает в стране политический кризис, что требует диктатуры. Сейчас у нас авторитаризм, а это будет диктатура.

Диктатура реально возможна только двух типов.

Первая — это пиночетовская диктатура, которая возможна только в одном случае — при активной поддержке Соединенных Штатов, потому что такую диктатуру ненавидят все, не только простой народ. Ее ненавидит бóльшая часть людей состоятельных. Она висит в воздухе, ей не на кого опираться. Для того, чтобы она успешно существовала, американцы должны ее поддержать.

Второй вариант — это левая диктатура национал-социалистского толка. Мы один народ на одной земле — и так далее, и так далее. В этом направлении попыток движения со стороны нашей власти нет.

Если ни то, ни другое, то будет хаос, и в период этого хаоса каждая внешняя сила попытается протолкнуть своего диктатора, который реализует нужную ей программу. Иногда бывает, что в ходе этой борьбы неожиданно всплывает сильная фигура, способная бросить вызов внешним силам. Но у нас таких фигур нет. Полковник Стрелков — один единственный человек такого типа на всю страну, этого недостаточно.

Наиболее реалистичной представляется такая ситуация. В ходе мартовских президентских выборов будет решаться, кого планируется назначить на должности главы госбезопасности, министра обороны, МВД и самое главное — руководства Центробанка. Представителей каких политических сил. Если назначения будут не те, которые нужны людям извне, прежде всего американцам, то по полной программе будет запущен кризис.

— А проект «Собчак» кем и зачем придуман? Какова его роль во всем большом разыгрываемом спектакле?

— Слово «легитимность» играет огромную роль в сакральности власти, ее устойчивости. Коронация, миропомазание — зачем все это? «Бог назначил меня властвовать над вами». На Западе такую роль играет механизм демократии. Невероятно серьезное к этому отношение — даже сейчас, когда там начался кризис среднего класса. Нужна установка на то, что высшие силы освятили власть.

У нас идиоты превращают выборы в балаган, не понимая, что если выборы — балаган, то они не дают достаточной легитимности, то есть в конечном счете все решает тот, у кого больше автоматчиков. Этого нельзя было допускать — выпускать такую балаганную фигуру, превращать выборы в посмешище. Если хотели создать видимость конкуренции, надо было выставлять какую-то мало-мальски серьезную фигуру. В конце концов, злодея какого-нибудь.

— Арест, а затем освобождение под залог в 5 миллионов долларов российского сенатора и миллиардера Сулеймана Керимова в Ницце в тот момент, когда он прилетел отдохнуть на Лазурном берегу, как-то связан с борьбой за власть внутри России, и вообще с политикой?

— Керимов представляет влиятельную группировку, связанную с нашими силовиками. Понимая, что заваруха у нас неизбежна, французское правительство, таким образом, оказывает давление на эту группировку. Чтобы она, эта группировка, имея свой ресурс, в нужный момент выступила на стороне Французской республики. К примеру, мы имеем минимум 140 миллиардов государственных обязательств Франции, которые она погасить не может. Куча их вложений здесь. Это все надо сохранить. Второй момент — наше ядерное оружие, которое тоже помогает защите французских интересов. Допустить здесь приход к власти людей, которые не будут защищать интересы Франции, — непозволительно и неприемлемо. Поэтому они взяли Керимова в качестве заложника.

— Продолжая тему арестов, скажите: будет ли арест или даже конфискация капиталов наших состоятельных граждан за границей?

— Капиталы, разумеется, конфискуют. Потом, в итоге. Пока же первая и наиболее серьезная угроза для нас, и для состоятельных россиян, чьи деньги находятся за пределами границ, и для отечественной расчетной системы в целом, — 4 февраля 2018 года. На эту дату американским руководством намечено представление соответствующих документов для судебных органов США, после чего они официально запускают механизм ареста. Смогут ли защитить своих друзей французы, например, от американцев, не знаю. Сложно будет.

— А что у нас будет с регионами? Будет укрупнение с поглощением в ходе этого процесса национальных республик и других ныне существующих административных единиц? Того же Татарстана?

— Поскольку в рамках того курса, который проводится, страна вымирает, укрупнение регионов — неизбежный процесс. Что касается Татарии, то, очевидно, этот процесс коснется и ее, тем более татарский сепаратизм, угрожающий стабильным поставкам энергоносителей в Европу, должны ослабить. На практике — или она будет других поглощать, или ее. Все будет зависеть от того, либо в Татарии этот процесс как-то возглавят и поведут, либо процесс поведет их. Почему она? Потому что это один из немногих регионов, где экономика более-менее дышит. Или будет принято решение ее поглощать, ибо сохранилось что поглощать.